Обратная сторона луны

Вы никогда не задумывались о том, каково это — быть слепым? Попробуйте. Закройте глаза рукой, а лучше приспособьте для этого какую-нибудь плотную повязку. Попытайтесь встать со стула, пройтись по комнате, включить телевизор. Уверяю, вы поразитесь тому, до какой степени могут быть сложными такие простые и, казалось бы, привычные вещи.

Удивительное дело: общаясь с пациентами офтальмологических клиник, я всегда слышу от незрячих или слабовидящих людей одну и ту же фразу. «Вот никогда не думал, что со мной такое случится!» — со вселенской грустью в голосе говорят они.

Когда человек слепой от рождения, ему проще. Он никогда в жизни не видел красок и поэтому не понимает, не может осознать, чем именно отличается от всех остальных людей. Но обычно слепота подкрадывается внезапно. И тогда мир, ещё вчера сияющий всеми цветами радуги, схлопывается.

Осознать это, приспособиться к новой реальности способны не все. Понаблюдайте (если у вас, конечно, есть такая возможность): когда в подъезде внезапно пропадает освещение, слабовидящий человек вставляет ключ в замок без промедления, одним привычным движением. Зрячему на ту же самую процедуру требуется как минимум полминуты. Он просто не умеет ориентироваться в пространстве без помощи глаз, в нём это не заложено. И если, не приведи Господь, наступает слепота, это становится настоящей жизненной трагедией.

Философия свободы и несвободы

Так уж сложилось, что в этой жизни мне приходится часто мотаться по офтальмологическим клиникам. Глазное отделение пензенской городской больницы № 3, столичный НИИ глазных болезней имени Гельмгольца, знаменитый НИИ имени Святослава Фёдорова… Все они, конечно, разные и по показателям работы, и по уровню аппаратуры, и по квалификации персонала. Но дух в них тем не менее одинаковый. В каждом лечебном учреждении подобного типа неизменным остаётся одно, вот эта самая фраза, вокруг которой всё вертится. «Никогда не думал, что со мной такое может случиться!» — так говорит и слесарь, и профессор, и моряк, и лётчик. Некоторые — плачут. Это безнадёга, обратная сторона Луны. Потому что слишком много профессий в нашей стране «завязаны» на необходимости иметь нормальное зрение. Слепота равняется нищете. По крайней мере, в понимании среднестатистического человека. Только американцы пишут философские трактаты на тему «Слепота — свой путь к свободе». Они правы, конечно, эти американцы, но по-своему. Хорошо познавать альтернативный путь к свободе, когда попадающиеся навстречу люди прижимаются к стенке, чтобы пропустить невидящего человека. У нас только рявкнут: «Ты что, идиот, не видишь ничего?» Такие вещи зависят не от правительств и не от количества денег, выделяемых на социальные нужды. Их причины зарыты гораздо глубже.

Два города, два мира

«Ну конечно, там лучше, ведь это областной город!» Такими словами закончилось наше последнее общение с доктором, подписывающей мне направление на лечение в мурманскую больницу. До этого, с год назад, я лечился в отделении микрохирургии глаза Кировской ЦГБ и теперь могу сравнивать эти два учреждения не понаслышке, а на основании собственного опыта. И мне, надо признаться, довольно трудно сейчас однозначно сказать, где лучше, а где хуже. Всё опять же упирается в ту тонкую грань, проходящую где-то на ментальном уровне. Не надо забывать, что внезапно потерявший зрение человек становится другим. Он напуган, он растерян, ему страшно, в конце концов. Ведь как лечить бронхит или ангину, знают все, а как справиться с катарактой — единицы. И поэтому…

В общем, если смотреть на оборудование, то в мурманской клинике, конечно, лучше. У нас-то отделение микрохирургии глаза вообще, можно сказать, «непрофильное», оно объединено с отделением челюстно-лицевой хирургии. Если оценивать комфортность обитания, то…то непонятно. Да, там вроде бы и палаты на четыре человека, и туалет с душем в каждой палате. Всё ради человека, всё во имя человека? Нет, не угадали. Я-то пациент привычный и толстокожий, а вот больные-«первоходы» во всём этом сантехническом великолепии очень ранимы к малейшему проявлению хамства. И когда санитарка с утра кричит на ослепшего старика: «Вы чего, свиньи, опять мимо унитаза льёте!» — это уже за гранью. Даже мне с моими наслоениями психологической брони, сформировавшейся за годы пребывания в больницах, становится некомфортно. Я хочу набрать полную грудь воздуха и высказать этой женщине с ведром всё, что о ней в данный момент думаю. Или дать ей денег с условием, чтобы она больше не произносила вслух ничего подобного. А дрожащий от собственной беспомощности старик — раздавлен. Он и без того каждый день плачет от навалившейся внезапно черноты вокруг, а тут в израненную душу лезут сортирной шваброй. «Свиньи, б..дь, а не мужики!» — бросает напоследок санитарка и уходит. А я остаюсь и утешаю плачущего старика.

— Ты завтра прозреешь, отец, — говорю я ему. — Ты встанешь с операционного стола и изменишься. А эта стерва не поменяется никогда. Ну а теперь скажи мне, кого из вас надо жалеть?

— Вам хорошо! — вздыхает тот и совершенно неожиданно переводит разговор в совсем другое русло. — У меня внук в Апатитах учится. Рассказывает, что там люди совсем другие. Продать, что
ли, квартиру тут и переехать к вам?

Люди у нас другие — факт. Вспоминаю персонал глазного отделения Кировской ЦГБ и понимаю: услышать там подобное было не просто невозможно, а совершенно нереально. Поэтому — нет.
Когда мне в следующий раз понадобится курс лечения, я не поеду в Мурманск.

Конвейер и чувства

— А я точно прозрею? — спрашивает старик через три часа, когда я уже и думать забыл о той сцене. — Мне страшно…
Абсолютное большинство пациентов офтальмологического отделения Мурманской больницы скорой помощи лежат здесь с диагнозом «катаракта». Я не хочу сказать ничего плохого, но в какой-то степени здесь правит бал дух чистогана. Операции по замене хрусталиков делают со скоростью конвейера. Один хрусталик стоит пятнадцать тысяч рублей. Щёлк, щёлк, щёлк! Утром пациент заехал на больничную койку, вечером оформили кассовый ордер, на следующий день
прооперировали и ещё через день отправили на выписку. Ещё раз повторюсь: я ни в коей степени не упрекаю врачей в стремлении нажиться на горе других. Эти хрусталики, насколько я понимаю,
ФОМС не оплачивает. А пятнадцать тысяч — не деньги за возможность видеть. Я бы отдал за то же самое в сто раз больше. Но мне, увы, повезло не так, как пациентам с катарактой. Впрочем, мы отвлеклись.

— Бояться тут нечего, отец, — говорю я. — Ты только представь, сколько они операций тут уже сделали. Работают на чистом автоматизме, ошибиться практически не могут.

***

…Утром старику дают чистую одноразовую рубаху (это такой фирменный стиль в сочетании с требованиями гигиены) и уводят в операционную. Он возвращается через двадцать минут, пока ещё с забинтованным глазом, пока ещё сопровождаемый медсестрой. Ложится спать — они все ложатся спать после операции, наверное, организм так реагирует на хирургическое вмешательство.

А через несколько часов наступает время снимать бинты.

Каждый раз, как вижу эту сцену, хочется спросить: ну почему подобное совершенно не интересует режиссёров? Ведь какая гамма чувств отражается в этот момент на лице! Вот он аккуратно сворачивает бинт, укладывает его рядом с собой на кровать. И робко, несмело открывает глаз. Поворачивается к свету и…

И все они в этот момент говорят одну и ту же фразу. Очень простую.

«Я вижу!»

Счастливые люди. Они вернулись с обратной стороны Луны. А человек, который там побывал, не забудет этого никогда.

Михаил Елисеев

---

Сайт Region51.com является обладателем официального разрешения от редакции газеты «Час Пик - Апатиты» на перепечатку материалов газеты. Воспроизведение материала в любой форме на иных Интернет-ресурсах запрещено и будет преследоваться правообладателем по закону.

0385.91

1

Автор Yana

Другие материалы:

• Должен уйти или вернуться?
• А чего хотели-то? Заметки после митинга 12 июня
• Как и из чего делают колбасу в Мурманске
• Хорошо там, где нас нет...
• РЕПОРТАЖ: Штокман «заморожен», но изыскания продолжаются

Оставить комментарий:

Подписаться на комментарии